В Рязани, оказывается, было свое «дело врачей»

Есть у Рязани достопримечательности, которые туристам обычно не показывают. Места, мимо которых рязанцы проходят каждый день, не подозревая, какой шлейф за ними тянется. На территории Казанского монастыря, например, был концлагерь. А недалеко от Скорбященского кладбища - массовое захоронение расстрелянных в 1937 году.

Все это - оборотные стороны советской действительности. За убеждения, не вписывающиеся в установленные советскими идеологами рамки, рязанцы платили свободой, а порой - жизнью.

Через год после революции рязанские крестьяне требовали парламент

Через год после Октябрьской революции — в ноябре 1918 года — вспыхнуло восстание в Плахинской волости Михайловского уезда. Причем подняли его не лишившиеся всех привилегий дворяне, а обычные крестьяне.

Собравшиеся на митинге мужики просили дать им «разъяснение о гражданской войне», так как слова местного военкома их не устраивали. К тому же у крестьян для нужд фронта (вовсю шла Гражданская война) реквизировали лошадей. А скотина была им крайне нужна, причем в любое время года. Недовольны селяне были и «уравниловкой»: земельные наделы семья получала, исходя из количества едоков. В итоге одни имели большой кусок земли, который не могли обрабатывать (например, если в семье один взрослый мужик и шестеро детей мал мала меньше). А другие могли (и хотели!) обрабатывать больше, но им не давали.

К восстанию присоединились соседние волости: Остроуховская, Токаревская и Вороньевская. Крестьяне вооружились. А многие к тому же проходили военную подготовку, так что представляли довольно серьезную силу. Восставшие разошлись по уезду, громили Советы и комбеды (комитеты бедноты).

Вскоре границы восстания расширились — присоединились села Рязанского уезда. Готовили наступление на Михайлов.

9 ноября из Рязани усмирять восставших приехал отряд чекистов - 24 человека с одним пулеметом. Но попал в засаду, потеряв убитыми 9 человек. После этого в уезд направили летучий отряд в 90 человек, Егорьевский отряд ЧК из 30 бойцов, бойцы железнодорожной охраны численностью 50 человек. Начались аресты и расстрелы участников восстания.

В Плахинской волости возглавил штаб восстания председатель волсовета Туманов , а его помощниками были матрос-дезертир из Кронштадта Никитин и местный дьякон. Крестьяне соседних селений Михайловского и Рязанского уездов создали свой штаб в Плахинской волости, откуда рассылали агитаторов с воззваниями в другие волости и уезды.

Перепуганные крестьяне снова организовали собрание, но на этот раз уже чтобы повиниться: в заявлении заклеймили «антюристов, затуманивших их темные головы преступными призывами» и попросили прислать не карательный отряд, а только агитаторов, «для направления наших мыслей по пути Советской политики».

К 14 ноября восстание полностью подавили. Особо активных участников сослали в Сибирь. Говорят, они там позже строили заводы.

Студенты-медики поплатились за «дело революции»

Медицинский институт в Рязани открыли в 1950-м. А уже в самом начале 1951-го грянул скандал. В учебных корпусах и общежитиях появились чекисты. Прошел слух о том, что в институте раскрыли антисоветский заговор.

Главным заговорщиком оказался студент Владлен Фурман. По воспоминаниям знакомых — интеллигентнейший щуплый юноша, страстно увлеченный литературой. Парень хотел читать, а на дворе была борьба с космополитизмом, в результате которой Шекспира и Мольера в школьной программе сменили лауреаты Сталинской премии. С этой проблемой Владлен обратился к учителю литературы. А вскоре того арестовали. Возможно, это и стало причиной того, что в кружке (тогда еще - неформальном) друзей Владлена литературные разговоры постепенно сменились политическими.

Группа «заговорщиков» сложилась в 1950-м и назвалась «Союзом борьбы за дело революции». Членами СДР были школьники и студенты младших курсов. Потом их и вовсе разбросало по стране: кто остался в Москве, кто уехал в Ленинграл, Фурман оказался в Рязани.

В Рязани Фурман чуть не сагитировал другого студента - Мирона Этлиса. Тот на уговоры вступить в СДР не поддался, но и доносить на Владлена не стал. Примерно через год он в гостях у знакомого, неосторожно высказался о нашумевшем «деле врачей» и внутренних разборках в политической верхушке. Жена собеседника донесла. Итог - 25 лет лишения свободы и 5 лет поражения в правах. Срок — больше, чем прожил на тот момент Этлис.

Владлен Фурман поторопился со своими мыслями на 4 года. За это поплатился и он сам, и его семья.

А троих самых активных участников «Союза борьбы за дело революции» - Владлена Фурмана, Бориса Слуцкого и Евгения Гуревича суд приговорил к высшей мере наказания. 22 марта 1952 года их расстреляли в Бутырской тюрьме. Отец Фурмана - сотрудник Министерства народного просвещения - получил 10 лет тюрьмы только за то, что СДР собирался в его квартире.

А «технари» ради социализма сдавали кровь

А в конце 60-х политический скандал грянул в другом рязанском вузе — радиоинституте. Там тоже раскрыли антисоветскую группу. Но размах был уже побольше: студенты не просто обсуждали политические вопросы, но и пытались распространять свои брошюры. А сеть подпольщиков раскинулась на несколько городов.

Группу собрал в 1967 году студент-заочник Юрий Вудка. Он приехал в Рязань из украинского Павлограда. Работал на заводе простым токарем, но умом отличался недюжинным. Вудка познакомился с другим студентом - Олегом Фроловым. Решили создать кружок единомышленников. Фролов привел школьных приятелей (тоже «радиков») Семена Заславского и Евгений Мартимонова, а Вудка — Симонаса Грилюса. Последним к кружку присоединился младший брат Юрия — Валерий.

Как и у студентов медиков, все началось с разговоров о литературе. Круг чтения был широчайший — от Евтушенко (тогда — опального) до речей русских революционеров. Что интересно, сам Вудка был убежденным марксистом. Но аналитический ум подсказал крамольную мысль: страна зашла не туда. Об этом Вудка и написал в своей работе с названием «Закат капитала».

В отличие от героев 1917 года, у рязанских студентов никакого опыта подпольной работы не было. Доходило до нелепого: Юрий и Валерий Вудка оставляли в щели ворот во дворе своего дома карандашный грифель. Его отсутствие должно было означать опасность. Но грифель постоянно ломали соседские дети, а лучшего метода никто так и не придумал.

При всей этой наивности в практических вопросах, уровень анализа Вудки-теоретика поражает.

- У нас в стране, - писал он, - где жестоко подавляется малейшее оппозиционное течение, где растоптаны свобода слова, печати… где пресса только и занята воспеванием каждого решения власти, где ручные «Советы», освященные торжественной комедией выборов, являются бесправным придатком тоталитарной партийной машины… не может быть и речи о демократии… в стране господствует государственный капитализм.

Через 20 лет с таких идей — свобода слова, децентрализация экономики — начинали свою карьеру политики перестроечной волны. Но в конце 60-х все это казалось даже не критикой власти, а чуть ли не призывом к новому перевороту.

Юрий Вудка о событиях 40-летней давности вспоминать не хочет и в политику больше не вмешивается, занимается литературными переводами.

Тиражировать «Закат капитала» можно было только одним способом — делать фотокопии (как развернулись бы Вудка сотоварищи сегодня — в эпоху интернета!). На реактивы уходила вся стипендия, но ее не хватало. Поэтому товарищи сдавали кровь (распространенный у тогдашних студентов способ подработки).

«Закат капитала» показали даже Солженицыну. Тот повертел копии в руках, но читать не стал: видимо, знал, что за каждым его шагом следят. Порекомендовал обратиться к московскому литератору Льву Копелеву. Он пробежал «Закат» глазами, сказал, что все это — детский лепет и не дело студентов-технарей лезть в политэкономические дебри. А напоследок обронил пророческую фразу: «Таких мальчиков Россия видела не раз, и все они сложили свои буйные головы».

В 1967 приятель Вудки, учившийся в Саратове, дал почитать тетрадь с «Закатом капитала» своему преподавателю. Тот ошалел от антисоветского духа работы. Тетрадь оказалась сначала у декана, а потом — в КГБ. Но тогда ход делу решили не давать — в стране была «оттепель». А весной 1968-го советские танки вошли в Прагу. Оттепель закончилась, начали закручивать гайки. И тетрадку вытащили из-под сукна. Дело завертелось...

В 1969 Вудка покинул группу, оставив старшим Мартимонова. Юрий с невестой готовился уехать в Черновцы, куда должен был прийти вызов в Израиль (без официального вызова эмиграция была невозможна). Но за несколько дней до отъезда в дверь постучали.

- Мы из КГБ, у нас ордер на обыск.

Вудка в своих воспоминаниях писал, что был уверен: группу «сдал» Мартимонов. По официальной же версии, следователи вышли на следу Вудки и товарищей после явки с повинной Семена Заславского.

- Мы точно знаем, что Заславский — не стукач, - говорит историк Андрей Блинушов, председатель рязанского общества «Мемориал», который собирал материалы по делу Вудки больше 20 лет (этой теме посвящена отдельная глава в недавно выпущенном «Мемориалом» путеводителе «Политические репрессии в Рязани»). - Группу раскрыли по вине другого человека. Причем, скорее всего, он стал жертвой умелой провокации КГБ. На него вышли и сказали что-то вроде «Ваши друзья заблуждаются, но их еще можно спасти, если вы нам поможете». Вот он и помог...

Приговор огласили 19 февраля 1970 года. «Вудка Ю.В., Грилюс С.А., Фролов О.И., Мартимонов Е.Я., Заславский С.И., Вудка В.В. в 1967-1969 годах проводили антисоветскую агитацию, пропаганду и организационную деятельность в целях подрыва советской власти… Неоднократно обсуждали вопросы практической антисоветской деятельности… передачи антисоветской литературы за границу…». До кучи в вину вменили еще и сионистский заговор. В итоге Юрий Вудка получил 7 лет лишения свободы, Валерий — 3, Фролов — 5, Грилюс — 4. Мартимонову и Заславскому дали по 3 года условно. Всем могли бы «впаять» и больше, если бы в одно дело свели три: рязанское, саратовской и прибалтийское (там у Вудки были соратники). Но страна готовилась к 100-летию Ленина, и снова было не до громких разоблачений.

Дело держали в секрете. Виктор Гуров, ректор Радиотехнического университета, в том же 1970-м году поступил на первый курс, но о только что закончившейся истории ничего не знал.

- Слухи ходили, говорили, что кого-то исключили, - вспоминает Виктор Сергеевич. - Но точно никто ничего не знал. Подробности этого дела мне стали известны значительно позже. Кстати, отношение к нему у преподавателей неоднозначное.

А Блинушов вспоминает, что в педагогическом институте, напротив, из «дела Вудки» сделали страшилку и вспоминали на каждом собрании, где присутствовали сотрудники КГБ.

После отсидки Юрий Вудка уехал в Израиль. Сейчас он авторитетный переводчик с иврита и отец семерых детей. О событиях тех лет вспоминать не хочет.

Вместо послесловия

Вот листаешь страницы «мемориаловского» путеводителя — и ловишь себя на странной мысли. Вроде все эти ребята — действительно антисоветчики. А с другой стороны, разве идеи всех этих молодых ребят — не плод советского воспитания? И разве не литература соцреализма учила бороться за светлые идеалы? И получается, что вина этих ребят только в том, что поторопились они со своими идеями. Кто на 4 года, а кто на 20...

Редакция благодарит рязанское историко-просветительское и правозащитное общество «Мемориал» за помощь в подготовке материала.